Империя тысячи солнц. Том 2 - Страница 262

262

— Это потому, что я сам толком не понимаю. Могу лишь повторить то, что сказал Клоус из Энергетики: гранулярность работы урианской гиперрации близка к теоретическому максимуму. В отличие от человеческой техники, каждый аспект ее структуры вплоть до внутриатомного уровня играет свою определенную активную роль — вернее, несколько ролей.

— Это вы и раньше говорили, — пожала плечами Элоатри. — Мне как-то понятнее то, что одна молодая женщина — которая потом стала профетом — сказала о Сердце Хроноса после четвертой экспедиции на Храмовую Планету.

— И что же она сказала? — спросил рифтер.

— Что при виде его она чувствует, что оно просто не может быть другим — что любая перемена в нем привела бы к разрушению.

— Что-то я не улавливаю разницы между теологией и энергетикой, — фыркнул Хуманополис.

— Когда вы побываете на Дезриене, Джеп, — улыбнулась Элоатри, — то даже и пытаться не станете.

Омилов с удовольствием прислушивался к их диалогу. Элоатри, очевидно, играла на переговорах ключевую роль, и в результате между этими двумя возникли неформальные отношения, развившиеся потом если не в дружбу, то в дружеское перемирие. Омилову Элоатри сказала, что рифтер напоминает ей ее деда.

Но странное высказывание о Сердце Хроноса вызвало у гностора внутренний холодок. Быть может, теософское восприятие этой женщины открыло то, что было не под силу пси-энергии — по крайней мере до тех пор, пока в пламени должарской войны не родилось странное получеловеческое Единство, находящееся сейчас на Пожирателе Солнц? Эта мысль снова подвела его слишком близко к Сновидению, в подлинности которого он больше не сомневался. Он взглянул на Элоатри: была ли ее плата за предательство столь же высокой, как у него самого? Товр Иксван сказал ему незадолго до суда и последующего бунта: «Один из основных принципов номики гласит, что страдание не обладает конвертируемостью».

— Три минуты до эксперимента, — объявила Изабет, его старший техник. Благодарный за возможность отвлечься, Омилов сосредоточил внимание на экранах. В основном это были обычные компьютерные дисплеи; один из них показывал флотский контрольный центр, откуда, собственно, и проводилось испытание, на центральном же был виден сам испытательный модуль. Странная, почти органического вида урианская машина была закреплена в длинном каркасе, и паутинное дуло излучателя целило прямо в нее. Газовая дымка отсутствовала: на испытательном полигоне вакуум был намного чище.

Омилов с близким к страданию чувством сознавал, что его присутствие здесь столь же символично, как присутствие Верховной Фанессы и рифтерского магната. Тест проводят техники Флота, а его группа только наблюдает — его знание культуры Ура не включает в себя знакомства с их техникой.

До открытия Пожирателя Солнц был известен только один урианский артефакт предположительно не художественного назначения — Сердце Хроноса, — и его Хранители запрещали доступ к нему. Человечество знало Уров — насколько можно знать расу, исчезнувшую из вселенной десять миллионов лет назад, — только по их произведениям искусства, от субмикроскопических фрактальных кристаллов в Облаке Неизвестного на Шаденхайме до Обреченных Миров, разбросанных как по Тысяче Солнц, так и за ее пределами. А их гибель — или исчезновение — знаменовал Рифт, хаотический вселенский провал, малая доля которого вклинивалась в Тысячу Солнц.

Омилов покрутил головой, разминая напряженные шейные мышцы. На экране, показывающем испытательный центр, среди серых флотских роб мелькнуло что-то голубое. Панарх шел за адмиралом Нг между рядами рабочих пультов — профиль исполнен задумчивости, руки сцеплены за спиной. Невозможно угадать, что он думает о происходящем и насколько важен этот эксперимент для его личных планов. «Что само по себе показательно», — устало подумал Омилов.

Он тяжело вздохнул. То, что раньше принадлежало ему, теперь перешло к его сыну: персональное доверие правителя Тысячи Солнц. Гностор взглянул на Осри — тот стоял в задней части лаборатории, прямой и подтянутый в своей флотской форме. Интересно, надевает ли он когда-нибудь штатское? Или я вижу его, только когда он на службе?

— Одна минута до поступления данных, — сказала Изабет. — Первый этап завершен. Сигнал гиперрации без изменений.

Омилов, хотя решил не делать этого, невольно оглянулся на дипластовый иллюминатор. Изабет не может знать, чем завершился этот первый этап, но то, что случилось, уже случилось, и они узнают результат через шестьдесят секунд. Отсутствие реакции со стороны гиперрации еще ничего не значит: невозможно предугадать, как отразится на ней то, что происходит в гиперреле.

Меж замыслом и реальностью.
Меж движением и действием
Лежит Тень.

— тихо произнесла Элоатри.

— Что? — Омилова пробрало ознобом от этих слов.

— Это просто стихи, которые я видела в Нью-Гластонбери. Они вырезаны на алтаре.

— Люди на Утерянной Земле верили, что мгновение между разрядом молнии и ударом грома имеет волшебную силу, — с ядовитым смешком сказал Хуманополис. — Но на Рифтхавене молний нет.

Их взгляды обратились к экрану, когда вспышка света в иллюминаторе подтвердила окончание первого этапа. На экране сверкнула такая же вспышка — разряд излучателя, — и гиперреле засветилось, словно возвращая обратно энергию, поступившую в него со сгустком ультраплотной материи. Экран на секунду померк, затем изображение восстановилось: крепящий каркас гиперреле тоже светился, раскалившись добела.

262